«..загнали рабов в подвал московской стройки и отобрали документы..»
История предпринимателя, побывавшего в рабстве
Готовые к продаже
За столом сидит девушка и что-то старательно пишет на бланке, готовясь в десятитысячный раз привычным движением руки поставить на казённую бумажку печать. Девушка госслужащий. Вернее, ещё вчера она была девушкой, энергичной, с горящими глазами, с интересом, направленным к миру, а сегодня это уже баба с потухшим взором, наплевательским отношением к себе и уровнем интеллекта, достаточным лишь, чтобы подсчитывать выгоду от приобретения печенек по акции.
Я знаю её. Я знал её.
Что стало с ней? Что повернулось в её голове настолько радикально, что Женщина в ней стала умирать, уступая место чему-то тяжёлому и инертному? Когда меняется состояние сознания, меняется и тело. Я смотрю на тело, но вижу то, что происходит в голове.
Тогда, выйдя на крыльцо казенного учреждения и щурясь под ударами февральского ветра, я вспомнил Олежку.
Олежек рос жирным малым. Из-за ожирения он не попал в армию, зато рано начал ездить с мужиками на заработки в Москву. Брались за всё, что предлагали, никакой работы не чурались. Жили в вагончиках и подвалах, бухали, ясное дело. Бухали на работе понемногу, потом пропивали всю получку дома, и так по кругу. Так бы Олежка и провёл все отпущенные ему годы в грязной робе, деградируя с каждым годом всё сильнее, пока не сравнялся бы по уровню интеллекта с ящерицей. Но…
Однажды один ушлый товарищ продал их бригаду каким-то абрекам. Те загнали рабов в подвал московской стройки и отобрали документы. Олежка теперь работал за плошку еды. Но водку всё же иногда в подвал приносили. А когда стало совсем невмоготу, решил Олежка бежать с одним товарищем.
Новое сознание и новая жизнь
Стопом добираться побоялись — догадывались, что будут искать. Когда удалось дозвониться до дома, выяснилось, что к родным уже приходили менты, интересовались.
Две недели заняла дорога до дома. Когда голодали, когда удавалось что-то заработать. То время Олежка вспоминает, как начало его новой жизни. Похудел он килограмм на тридцать, стройным стал, что тополь, во взгляде решительность появилась, воля к жизни. И всё это время, пока они до дома добирались, думали лишь о том, что они сделают с той гнидой, что продала их.
Я не знаю всех особенностей этой развязки. Встретил я Олега Александровича уже состоявшимся предпринимателем с крепким рукопожатием и огоньком в глазах. Он рассказывал мне свою историю, рассуждая о том, что если бы не те абреки, то так бы он и мотался всю жизнь по стройкам, сдох бы, не успев открыть глаза.
Когда я смотрел на этого крепкого подтянутого мужика, явно регулярно посещающего спортзал, начитанного и приятного в беседе, мне не верилось, что вылупился он из того яйца, что звали когда-то Олежкой.
— Бытие определяет сознание, — говорил Олег Александрович, — а потом сознание начинает определять бытие.
Я кивал головой и думал, что представления человека о себе самом есть самоисполняющееся пророчество. Каждый из нас сам себе и бог, и судья.
Рудияр